«ВО ВЕСЬ ГОЛОС»
Первое вступление в поэму
Уважаемые
товарищи потомки!
Роясь
в сегодняшнем
окаменевшем дерьме,
наших дней изучая потемки,
вы,
возможно,
спросите и обо мне.
И, возможно, скажет
ваш ученый,
кроя эрудицией
вопросов рой,
что жил-де такой
певец кипяченой
и ярый враг воды сырой.
Профессор,
снимите очки-велосипед!
Я сам расскажу
о времени
и о себе.
Я, ассенизатор
и водовоз,
революцией
мобилизованный и призванный,
ушел на фронт
из барских садоводств
поэзии —
бабы капризной.
Засадила садик мило,
дочка,
дачка,
водь
и гладь —
сама садик я садила,
сама буду поливать.
Кто стихами льет из лейки,
кто кропит,
набравши в рот —
кудреватые Митрейки,
мудреватые Кудрейки —
кто их к черту разберет!
Нет на прорву карантина —
мандолинят из-под стен:
«Тара-тина, тара-тина,
т-эн-н…»
Неважная честь,
чтоб из этаких роз
мои изваяния высились
по скверам,
где харкает туберкулез,
где б… с хулиганом
да сифилис.
И мне
агитпроп
в зубах навяз,
и мне бы
строчить
романсы на вас,—
доходней оно
и прелестней.
Но я
себя
смирял,
становясь
на горло
собственной песне.
Слушайте,
товарищи потомки,
агитатора,
горлана-главаря.
Заглуша
поэзии потоки,
я шагну
через лирические томики,
как живой
с живыми говоря.
Я к вам приду
в коммунистическое далеко
не так,
как песенно-есененный провитязь.
Мой стих дойдет
через хребты веков
и через головы
поэтов и правительств.
Мой стих дойдет,
но он дойдет не так,—
не как стрела
в амурно-лировой охоте,
не как доходит
к нумизмату стершийся пятак
и не как свет умерших звезд доходит.
Мой стих
трудом
громаду лет прорвет
и явится
весомо,
грубо,
зримо,
как в наши дни
вошел водопровод,
сработанный
еще рабами Рима.
В курганах книг,
похоронивших стих,
железки строк случайно обнаруживая,
вы
с уважением
ощупывайте их,
как старое,
но грозное оружие.
Я
ухо
словом
не привык ласкать;
ушку девическому
в завиточках волоска
с полупохабщины
не разалеться тронуту.
Парадом развернув
моих страниц войска,
я прохожу
по строчечному фронту.
Стихи стоят
свинцово-тяжело,
готовые и к смерти
и к бессмертной славе.
Поэмы замерли,
к жерлу прижав жерло
нацеленных
зияющих заглавий.
Оружия
любимейшего
род,
готовая
рвануться в гике,
застыла
кавалерия острот,
поднявши рифм
отточенные пики.
И все
поверх зубов вооруженные войска,
что двадцать лет в победах
пролетали,
до самого
последнего листка
я отдаю тебе,
планеты пролетарий.
Рабочего
громады класса враг —
он враг и мой,
отъявленный и давний.
Велели нам
идти
под красный флаг
года труда
и дни недоеданий.
Мы открывали
Маркса
каждый том,
как в доме
собственном
мы открываем ставни,
но и без чтения
мы разбирались в том,
в каком идти,
в каком сражаться стане.
Мы
диалектику
учили не по Гегелю.
Бряцанием боев
она врывалась в стих,
когда
под пулями
от нас буржуи бегали,
как мы
когда-то
бегали от них.
Пускай
за гениями
безутешною вдовой
плетется слава
в похоронном марше —
умри, мой стих,
умри, как рядовой,
как безымянные
на штурмах мерли наши!
Мне наплевать
на бронзы многопудье,
мне наплевать
на мраморную слизь.
Сочтемся славою —
ведь мы свои же люди,—
пускай нам
общим памятником будет
построенный
в боях
социализм.
Потомки,
словарей проверьте поплавки:
из Леты
выплывут
остатки слов таких,
как «проституция»,
«туберкулез»,
«блокада».
Для вас,
которые
здоровы и ловки,
поэт
вылизывал
чахоткины плевки
шершавым языком плаката.
С хвостом годов
я становлюсь подобием
чудовищ
ископаемо-хвостатых.
Товарищ жизнь,
давай
быстрей протопаем,
протопаем
по пятилетке
дней остаток.
Мне
и рубля
не накопили строчки,
краснодеревщики
не слали мебель на дом.
И кроме
свежевымытой сорочки,
скажу по совести,
мне ничего но надо.
Явившись
в Це Ка Ка
идущих
светлых лет,
над бандой
поэтических
рвачей и выжиг
я подыму,
как большевистский партбилет,
все сто томов
моих
партийных книжек.
1929-1930
В.В.Маяковский. Избранные произведения.
Библиотека поэта. Большая серия. 2-е изд.
Москва, Ленинград: Советский писатель, 1963
Стихотворение Маяковского В.В. — ВО ВЕСЬ ГОЛОС
См. также Владимир Маяковский — стихи (Маяковский В. В.) :
Военно-морская любовь По морям, играя, носится с миноносцем миноносица. Льнет, как будто к …
Война объявлена Вечернюю! Вечернюю! Вечернюю! Италия! Германия! Австрия! И на площадь…
НЕОБЫЧАЙНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ, БЫВШЕЕ С ВЛАДИМИРОМ МАЯКОВСКИМ ЛЕТОМ НА ДАЧЕ
(Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской жел. дор.)
В сто сорок солнц закат пылал, в июль катилось лето, была жара, жара плыла – на даче было это. Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою, а низ горы – деревней был, 10 кривился крыш корою. А за деревнею – дыра, и в ту дыру, наверно, спускалось солнце каждый раз, медленно и верно. А завтра снова мир залить вставало солнце ало. 20 И день за днем ужасно злить меня вот это стало. И так однажды разозлясь, что в страхе все поблекло, в упор я крикнул солнцу: «Слазь! довольно шляться в пекло!» 30 Я крикнул солнцу: «Дармоед! занежен в облака ты, а тут – не знай ни зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты!» Я крикнул солнцу: «Погоди! послушай, златолобо, чем так, без дела заходить, 40 ко мне на чай зашло бы!» Что я наделал! Я погиб! Ко мне, по доброй воле, само, раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле. Хочу испуг не показать – 50 и ретируюсь задом. Уже в саду его глаза. Уже проходит садом. В окошки, в двери, в щель войдя, валилась солнца масса, ввалилось; дух переведя, заговорило басом: 60 «Гоню обратно я огни впервые с сотворенья. Ты звал меня? Чай гони, гони, поэт, варенье!» Слеза из глаз у самого – жара с ума сводила, но я ему – на самовар: «Ну что ж, 70 садись, светило!» Черт дернул дерзости мои орать ему, – сконфужен, я сел на уголок скамьи, боюсь – не вышло б хуже! Но странная из солнца ясь струилась, – и степенность забыв, 80 сижу, разговорясь с светилом постепенно. Про то, про это говорю, что-де заела Роста, а солнце: «Ладно, не горюй, смотри на вещи просто! А мне, ты думаешь, 90 светить легко? – Поди, попробуй! – А вот идешь – взялось идти, идешь – и светишь в оба!» Болтали так до темноты – до бывшей ночи то есть. Какая тьма уж тут? На «ты» 100 мы с ним, совсем освоясь. И скоро, дружбы не тая, бью по плечу его я. А солнце тоже: «Ты да я, нас, товарищ, двое! Пойдем, поэт, взорим, вспоем 110 у мира в сером хламе. Я буду солнце лить свое, а ты – свое, стихами». Стена теней, ночей тюрьма под солнц двустволкой пала. Стихов и света кутерьма – сияй во что попало! Устанет то, 120 и хочет ночь прилечь, тупая сонница. Вдруг – я во всю светаю мочь – и снова день трезвонится; Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить – 130 и никаких гвоздей! Вот лозунг мой – и солнца!
ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ!
Я знаю – не герои низвергают революций лаву. Сказка о героях – интеллигентская чушь! Но кто ж удержится, чтоб славу нашему не воспеть Ильичу?
10 Ноги без мозга – вздорны. Без мозга рукам нет дела. Металось во все стороны мира безголовое тело. Нас продавали на вырез. Военный вздымался вой. Когда 20 над миром вырос Ленин огромной головой. И земли сели на _о_си. Каждый вопрос – прост. И выявилось два в ха_о_се мира 30 во весь рост. Один – животище на животище. Другой – непреклонно скалистый – влил в миллионы тыщи. Встал горой мускулистой.
Теперь не промахнемся мимо. 40 Мы знаем кого – мети! Ноги знают, чьими трупами им идти.
Нет места сомненьям и воям. Долой улитье – «подождем»! Руки знают, кого им крыть смертельным дождем.
50 Пожарами землю д_ы_мя, везде, где народ испл_е_нен, взрывается бомбой имя: Ленин! Ленин! Ленин!
И это – 60 не стихов вееру обмахивать юбиляра уют. – Я в Ленине мира веру славлю и веру мою.
Поэтом не быть мне бы, если б не это пел – 70 в звездах пятиконечных небо безмерного свода РКП.
ПОЭТ РАБОЧИЙ
Орут поэту: «Посмотреть бы тебя у токарного станка. А что стихи? Пустое это! Небось работать – кишка тонка». Может быть, нам труд всяких занятий роднее. 10 Я тоже фабрика. А если без труб, то, может, мне без труб труднее. Знаю – не любите праздных фраз вы. Рубите дуб – работать дабы. А мы не деревообделочники разве? 20 Голов людских обделываем дубы. Конечно, почтенная вещь – рыбачить. Вытащить сеть. В сетях осетры б! Но труд поэтов – почтенный паче – людей живых ловить, а не рыб. Огромный труд – гореть над горном, железа шипящие класть в закал. Но кто же 30 в безделье бросит укор нам? Мозги шлифуем рашпилем языка. Кто выше – поэт или техник, который ведет людей к вещественной выгоде? Оба. Сердца – такие ж моторы. Душа – такой же хитрый двигатель. Мы равные. 40 Товарищи в рабочей массе. Пролетарии тела и духа. Лишь вместе вселенную мы разукрасим и маршами пустим ухать. Отгородимся от бурь словесных молом. К делу! Работа жива и нова. А праздных ораторов – на мельницу! 50 К мукомолам! Водой речей вертеть жернова.
ПРИКАЗ ПО АРМИИ ИСКУССТВА
Канителят стариков бригады канитель одну и ту ж. Товарищи! На баррикады! – баррикады сердец и душ. Только тот коммунист истый, кто мосты к отступлению сжег. Довольно шагать, футуристы, в будущее прыжок! 10 Паровоз построить мало – накрутил колес и утек. Если песнь не громит вокзала, то к чему переменный ток? Громоздите за звуком звук вы и вперед, поя и свища. Есть еще хорошие буквы: Эр, Ша, 20 Ща. Это мало – построить п_а_рами, распушить по штанине канты Все совдепы не сдвинут армий, если марш не дадут музыканты. На улицу тащите рояли, барабан из окна багром! Барабан, рояль раскро_я_ ли, но чтоб грохот был, 30 чтоб гром. Это что – корпеть на заводах, перемазать рожу в копоть и на роскошь чужую в отдых осовелыми глазками хлопать. Довольно грошовых истин. Из сердца старое вытри. Улицы – наши кисти. Площади – наши палитры. 40 Книгой времени тысячелистой революции дни не воспеты. На улицы, футуристы, барабанщики и поэты!
РАДОВАТЬСЯ РАНО
Будущее ищем. Исходили вёрсты торцов. А сами расселились кладбищем, придавлены плитами дворцов. Белогвардейца найдете – и к стенке. А Рафаэля забыли? Забыли Растрелли вы? 10 Время пулям по стенке музеев тенькать. Стодюймовками глоток старье расстреливай! Сеете смерть во вражьем стане. Не попадись, капитала наймиты. А царь Александр на площади Восстаний стоит? Туда динамиты! 20 Выстроили пушки по опушке, глухи к белогвардейской ласке. А почему не атакован Пушкин? А прочие генералы классики? Старье охраняем искусства именем. Или зуб революций ступился о короны? Скорее! 30 Дым развейте над Зимним – фабрики макаронной! Попалили денек-другой из ружей и думаем – старому нос утрем. Это что! Пиджак сменить снаружи – мало, товарищи! Выворачивайтесь нутром!
МЫ ИДЕМ
Кто вы? Мы разносчики новой веры, красоте задающей железный тон. Чтоб природами хилыми не сквернили скверы, в небеса шарахаем железобетон. Победители, шествуем по свету сквозь рев стариков злючий. 10 И всем, кто против, советуем следующий вспомнить случай. Раз на радугу кулаком замахнулся городовой: – чего, мол, меня нарядней и чище! – а радуга 20 вырвалась и давай опять сиять на полицейском кулачище. Коммунисту ль распластываться перед тем, кто старей? Беречь сохранность насиженных мест? Это революция и на Страстном монастыре начертила: 30 «Не трудящийся не ест». Революция отшвырнула тех, кто рушащееся оплакивал тысячью родов, ибо знает: новый грядет архитектор – это мы, иллюминаторы завтрашних городов. 40 Мы идем нерушимо, бодро. Эй, двадцатилетние! взываем к вам. Барабаня, тащите красок вёдра. Заново обкрасимся. Сияй, Москва! И пускай 50 с газеты какой-нибудь выродок сражается с нами (не на смерть, а на живот). Всех младенцев перебили по приказу Ирода; а молодость, ничего – живет.
III ИНТЕРНАЦИОНАЛ
Мы идем революционной лавой. Над рядами флаг пожаров ал. Наш вождь – миллионноглавый Третий Интернационал.
В стены столетий воль вал 10 бьет Третий Интернационал.
Мы идем. Рядов разливу нет истока. Волгам красных армий нету устья. Пояс красных армий, к западу с востока опоясав землю, полюсами пустим.
20 Нации сети. Мир мал. Ширься, Третий Интернационал!
Мы идем. Рабочий мира, слушай! Революция идет. Восток в шагах восстаний. За Европой 30 океанами пройдет, как сушей. Красный флаг на крыши ньюйоркских зданий.
В новом свете и в старом ал будет Третий Интернационал.
Мы идем. 40 Вставайте, цветнокожие колоний! Белые рабы империй – встаньте! Бой решит – рабочим властвовать у мира в лоне или войнами звереть Антанте.
Те или эти. Мир мал. 50 К оружию, Третий Интернационал!
Мы идем! Штурмуем двери рая. Мы идем. Пробили дверь другим. Выше, наше знамя! Серп, огнем играя, 60 обнимайся с молотом радугой дуги.
В двери эти! Стар и мал! Вселенься, Третий Интернационал!
Цитаты в теме «поэма»
Бывают понятные, явные книги, Кого-то же надо читать между строк. Есть ноты сплошные оттенки и лиги, С листа прочитать их не каждый бы смог.
И косы свои, пожалуй, Ты будешь носить, как шлем, Ты будешь царицей бала И всех молодых поэм.
И многих пронзит, царица, Насмешливый твой клинок, И все, что мне только снится, Ты будешь иметь у ног.
порой невольно вспоминаю наше время, моменты, проведенные с тобой. а, теперь, от тебя осталась только лишь поэма. хотя, и поэмой это не назвать, скорее тоской.
хочу сказать спасибо, друг. за что, ты сам прекрасно знаешь. дружба интереснее всех других «наук». она не вечна, всегда один, а то и оба друг друга предают, уж ты-то понимаешь.
ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛОШАДЯМ
Били копыта. Пели будто: – Гриб. Грабь. Гроб. Груб. –
Ветром опита, льдом обута, улица скользила, 10 Лошадь на круп грохнулась, и сразу за зевакой, зевака, штаны пришедшие Кузнецким клёшить, сгрудились, смех зазвенел и зазвякал: – Лошадь упала!- – Упала лошадь!- Смеялся Кузнецкий. 20 Лишь один я голос свой не вмешивал в вой ему. Подошел и вижу глаза лошадиные…
Улица опрокинулась, течет по-своему… Подошел и вижу – за каплищей каплища по морде катится, 30 прячется в шерсти…
И какая-то общая звериная тоска плеща вылилась из меня и расплылась в шелесте. «Лошадь, не надо. Лошадь, слушайте – чего вы думаете, что вы их плоше? Деточка, все мы немножко лошади, 40 каждый из нас по-своему лошадь». Может быть – старая – и не нуждалась в няньке, может быть, и мысль ей моя казалась пошла, только лошадь рванулась, встала н_а_ ноги, ржанула 50 и пошла. Хвостом помахивала. Рыжий ребенок. Пришла веселая, стала в стойло. И все ей казалось – она жеребенок, и стоило жить, и работать стоило.
ТОЙ СТОРОНЕ
Мы не вопль гениальничанья – «все дозволено», мы не призыв к ножовой расправе, мы просто не ждем фельдфебельского «вольно!», 10 чтоб спину искусства размять, расправить.
Гарцуют скелеты всемирного Рима на спинах наших. В могилах мало им. Так что ж удивляться, что непримиримо мы мир обложили сплошным «долоем».
Характер различен. 20 За целость Венеры вы готовы щадить веков камарилью. Вселенский пожар размочалил нервы. Орете: «Пожарных! Горит Мурильо!» А мы – не Корнеля с каким-то Расином – отца, – предложи на старье меняться, – 30 мы и его обольем керосином и в улицы пустим – для иллюминаций. Бабушка с дедушкой. Папа да мама. Чинопочитанья проклятого тина. Лачуги рушим. Возносим дома мы. 40 А вы нас – «ловить арканом картинок!?»
Мы не подносим – «Готово! На блюде! Хлебайте сладкое с чайной ложицы!» Клич футуриста: были б люди – искусство приложится.
50 В рядах футуристов пусто. Футуристов возраст – призыв. Изрубленные, как капуста, мы войн, революций призы. Но мы не зовем обывателей гроба. У пьяной, в кровавом пунше, земли – 60 смотрите! – взбухает утроба. Рядами выходят юноши. Идите! Под ноги – топчите ими – мы бросим себя и свои творенья. Мы смерть зовем рожденья во имя. 70 Во имя бега, паренья, реянья. Когда ж прорвемся сквозь заставы, и праздник будет за болью боя, – мы все украшенья расставить заставим – любите любое!
Анализ стихотворения «Во весь голос» Маяковского
Одним из последних произведений Маяковского стало стихотворение «Во весь голос» (1929-1930 гг.). Изначально поэт задумывал его как вступление к эпической поэме, полностью посвященной грандиозной картине строительства социализма. Планы Маяковского не получили дальнейшего развития, поэтому стихотворение рассматривается как законченное.
К концу 20-х гг. Маяковский все чаще испытывает разочарование от действительности, которое обостряется неудачами в личной жизни. Поэт продолжает находить изъяны в советском обществе и выступает с их осуждением. К этому времени уже складывается жесткая идеологическая линия, которую запрещено переступать. Несмотря на прошлые заслуги, творчество Маяковского подвергается резкой критике. Его возражения никого не интересуют. Поэт понимает, что коммунистические лозунги о свободе и равноправии – всего лишь ширма. Не добившись понимания, он пишет предполагаемый пролог «Во весь голос», в котором обращается к будущим поколениям, достигнувшим коммунизма.
Один из главных приемов произведения – антитеза. Маяковский противопоставляет действительность счастливому будущему. Поэт ведет мысленный разговор с будущим исследователем. Он хочет развернуть перед ним истинную картину жизни в свое непростое время. Автор называет себя «ассенизатором», «водовозом». Этим он подчеркивает, что люди, живущие во время революции, не гнушались ради великой цели самой черной и неблагодарной работой. Они знали, что их труды будут оправданы.
Маяковский уверен, что тоже мог бы «строчить романсы». Это намного спокойнее и прибыльнее. Но он не стремился к благополучию, так как понимал нужды общества. Свое творчество поэт сравнивает с «грозным оружием», способным пробиться через века и удивить потомков своей мощью. Слова и рифмы Маяковского – непобедимое войско, рвущееся в бой.
В стихотворении вообще очень много слов и фраз, связанных с войной. Тем самым поэт делает скрытый упрек своим критикам. Он напоминает людям, живущим в мирное время, что когда-то был в первых рядах сражающихся за светлые идеалы и не щадил своей жизни. Революционное поколение было воспитано не на философских спорах и рассуждениях («диалектика… бряцанием боев… врывалась в стих»).
Маяковский считает, что своим творчеством заслужил достойное место в истории, но не желает, чтобы его возвеличили в бронзе или мраморе. Лучшим памятником для него и для всех павших в боях будет «построенный социализм».
Ради будущего здорового и сильного поколения Маяковский готов терпеть всю грязь и мерзость окружающего мира. Он уверен, что все испытанные им страдания окупятся в будущем. Люди, живущие при коммунизме, даже не смогут представить себе, насколько ужасно жили их предшественники.
Стихотворение «Во весь голос» можно расценить, как утопическую мечту Маяковского. Он сам еще при жизни стал свидетелем краха своих надежд, а обещанный коммунизм до сих пор никому не удалось построить.
—————
—————
—————
Конец стихотворения – все стихи в оригинале.
Стихотворная библиотека. Становитесь участником и публикуйте свои собственные стихи прямо здесь
Стихотворное чудовище – многоязычный сайт о поэзии. Здесь вы можете читать стихи в оригинале на других языках, начиная с английского, а также публиковать свои стихи на доступных языках.
Poetry Monster, 2021. Стихи на английском.
Найти стихотворение, читать стихотворение полностью, стихи, стих, классика и современная поэзия по-русски и на русском языке на сайте Poetry.Monster.
Read poetry in Russian, find Russian poetry, poems and verses by Russian poets on the Poetry.Monster website.
Блог редактора Poetry Monster о политике, экономике, русском языке
Внешние ссылки
Yandex – лучший поисковик на русском языке
Qwant – лучий поисковик во Франции, замечателен для поиска на французском языке, также на других романских и германских языках
Следующая цитата
Если ты меня любишь, значит ты со мной, за меня, всегда, везде и при всяких обстоятельствах.
Из писем к Л. Брик
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Делай что хочешь. Хочешь, четвертуй. Я сам тебе, праведный, руки вымою. Только — слышишь! — убери проклятую ту, которую сделал моей любимою!
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Люблю ли я тебя? Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Всё равно люблю.
Из письма В. Маяковского к Лиле Брик. 6 февраля 1923 г.
- Скопировать
- Сообщить об ошибке
Ты прочтешь это письмо обязательно и минутку подумаешь обо мне. Я так бесконечно радуюсь твоему существованию, всему твоему, даже безотносительно к себе, что не хочу верить, что я сам тебе совсем не важен.
-
Цитаты про мытье рук
-
Цитаты о анатомии человека
-
Терри пратчетт цитаты ринсвинда
-
Евангелие от иоанна цитаты
- Дети ноя эрик эмманюэль шмитт цитаты
ПОТРЯСАЮЩИЕ ФАКТЫ
Небывалей не было у истории в аннале факта: вчера, сквозь иней, звеня в «Интернационале», Смольный ринулся к рабочим в Берлине. И вдруг 10 увидели деятели сыска, все эти завсегдатаи баров и опер, триэтажный призрак со стороны российской. Поднялся. Шагает по Европе. Обедающие не успели окончить обед – в место это 20 грохнулся, и над Аллеей Побед – знамя «Власть советов». Напрасно пухлые руки взмолены, – не остановить в его неслышном карьере. Раздавил и дальше ринулся Смольный, республик и царств беря барьеры. И уже 30 из лоска тротуарного глянца Брюсселя, натягивая нерв, росла легенда про Летучего голландца – голландца революционеров. А он – по полям Бельгии, по рыжим от крови полям, 40 туда, где гудит союзное ржанье, метнулся. Красный встал над Парижем. Смолкли парижане. Стоишь и сладостным маршем манишь. И вот, восстанию в лапы _о_тдана, рухнула республика, а он – за Ламанш. 50 На площадь выводит подвалы Лондона. А после пароходы низко-низко над океаном Атлантическим видели – пронесся. К шахтерам калифорнийским. Говорят – огонь из зева выделил. Сих фактов оценки различна мерка. 60 Не верили многие. Ловчились в спорах. А в пятницу утром вспыхнула Америка, землей казавшаяся, оказалась порох. И если скулит обывательская моль нам: – не увлекайтесь Россией, восторженные дети, – 70 Я указываю на эту историю со Смольным. А этому я, Маяковский, свидетель.
Анализ поэмы Маяковского «Во весь голос»
В последние месяцы жизни автор был занят подготовкой к выставке, посвященной 20-летию литературного труда. Приближающаяся юбилейная дата была омрачена ожесточенной критикой и подковерными играми чиновников от искусства. Внешние обстоятельства породили замысел поэта обратиться к потомкам напрямую, без посредников, которые могут исказить цели и идеи его творчества. В качестве своей аудитории Маяковский видел будущих граждан идеальной страны, охарактеризованной как «коммунистическое далеко».
Поэт планировал создать большое произведение, посвященное реалиям социалистической современности. Зимой 1929–30 гг. он написал первое вступление к грандиозному проекту. Работа не получила продолжения, и художественный текст, позиционируемый Маяковским как вступительный, позже был оценен исследователями как законченный и самостоятельный.
Предмет разговора со счастливым поколением «здоровых и ловких» – творческое кредо и итоги поэтической деятельности. Определяя их, лирический герой не стесняется разговорных, зачастую грубых выражений. Он и рекомендует себя нарочито сниженной фразой: «ассенизатор и водовоз», тематика стихов которого была вызвана и оправдана революционным духом эпохи.
Образы поэзии-«капризной бабы» и лирического «я» –фронтовика являются средствами выражения основной антитезы, охватывающей ключевые идеи мировоззрения автора. Он противопоставляет эстетский и социальный подходы к искусству, разводя их под двум непримиримым лагерям.
С одной стороны находится мещанский рай, замкнутый в рамках милого барского садика. Ему соответствует недостойная, оскорбительно мелочная тематика, воспевающая «водь и гладь». На другом полюсе вырастает грандиозная метафора, в которой стихотворные строки уподобляются оружию, а поэт – полководцу, бескорыстному служителю нового общества.
В художественном пространстве моделируется масштабная картина парада, участниками которого становятся страницы, стихи, поэмы, кавалерия сатирических приемов. Каждая из групп олицетворенных персонажей детализована: поэмы, подобно артиллерии, вооружены заглавиями, а остроты – «отточенными пиками» рифм. Отважные и опытные бойцы замирают, ожидая приказ к отправке на идеологический фронт.
Герой допускает гибель фантастического войска: она расценивается как слагаемое победы. Поэт презирает внешние знаки почтения, пренебрежительно определяя памятники как «бронзы многопудье» и «мраморную слизь». Главным достижением социальной лирики он считает построение принципиально нового общества – идеального, здорового и гармоничного.
Лирический субъект, по-маяковски горластый и грубоватый, убежден в своей правоте и бесстрашно обращается к суду будущего. Тем интереснее проследить развитие неуверенных и трагических интонаций по тексту поэмы. Показательный пример неожиданно возникает в рамках антитезы «чистого» и социального искусства. Герой-«агитатор» искренне признается, что утомлен «агитпроповской» тематикой. Каким образом выходит из кризиса социальный поэт? Далеко не лучшим: он проповедует самоограничение, предписывающее задушить «собственную песню» ради блага будущих поколений. Мотивами усталости и одиночества продиктовано обращение к «товарищу жизни», суть которого сводится к желанию побыстрее закончить «дней остаток» очередной пятилетки.
В современном прочтении откровения «мобилизованного революцией», который уверен в скором будущем социального рая, приобретают жанровые черты утопии. Трагические мотивы усиливает факт отсутствия идеальной аудитории: фигуры слушателей новой формации, равно как и уверенные результаты борьбы с застарелыми пороками, пока остаются в области мечты.
Рубрики стихотворения: Анализ стихотворений ✑ Поэмы ✑
Поэмы
ОДА РЕВОЛЮЦИИ
Тебе, освистанная, осмеянная батареями, тебе, изъязвленная злословием штыков, восторженно возношу над руганью реемой оды торжественное «О»! 10 О, звериная! О, детская! О, копеечная! О, великая! Каким названьем тебя еще звали? Как обернешься еще, двуликая? Стройной постройкой, грудой развалин? Машинисту, пылью угля овеянному, 20 шахтеру, пробивающему толщи руд, кадишь, кадишь благоговейно, славишь человечий труд. А завтра Блаженный стропила соборовы тщетно возносит, пощаду моля,- твоих шестидюймовок тупорылые боровы взрывают тысячелетия Кремля. 30 «Слава». Хрипит в предсмертном рейсе. Визг сирен придушенно тонок. Ты шлешь моряков на тонущий крейсер, туда, где забытый мяукал котенок. А после! Пьяной толпой орала. 40 Ус залихватский закручен в форсе. Прикладами гонишь седых адмиралов вниз головой с моста в Гельсингфорсе. Вчерашние раны лижет и лижет, и снова вижу вскрытые вены я. Тебе обывательское – о, будь ты проклята трижды!- и мое, поэтово 50 – о, четырежды славься, благословенная! –