Издания[править | править код]
- Избранные произведения в двух томах. — М., 1981.
- Утро в пути. — М.: Советский писатель, 1953. — 112 с., 10 000 экз.
- Трава под снегом. — М.: Советский писатель, 1958.
- На солнечной стороне. — М.: Советский писатель, 1961. — 120 с., 4 000 экз.
- Смена дней. — М.: Молодая гвардия, 1965. — 216 с., 10 000 экз.
- Разные годы. — М.: Советский писатель, 1966. — 200 с., 20 000 экз.
- Снег в сентябре. — М.: Советская Россия, 1968. — 144 с., 25 000 экз.
- Стихотворения. — М.: Художественная литература, 1970. — 224 с., 10 000 экз.
- Вторая молодость. — М.: Молодая гвардия, 1971. — 192 с., 50 000 экз.
- Четверть века. — М.: Советская Россия, 1975. — 256 с., 20 000 экз.
- Городские стихи. — М.: Советский писатель, 1977. — 168 с., 25 000 экз.
- Позднее утро. — М.: Современник, 1977. — 240 с., 30 000 экз.
- Спасибо, музыка. — М.: Молодая гвардия, 1978. — 304 с., 50 000 экз.
- Сюжет. — М.: Советский писатель, 1980.; переизд. 1986. — (Библиотека произведений, удостоенных Государственной премии СССР)
- Долина. — М.: Современник, 1981.
- Стихотворения. — М.: Детская литература, 1983.
- Любовь как любовь. — М.: Правда, 1985. — 32 с., 85 000 экз. (Библиотека «Огонёк»)
- Новые времена. — М.: Молодая гвардия, 1986. — 126 с., 25 000 экз.
- Стихотворения. Поэмы. — М.: Художественная литература, 1987.
- Я тебе изумляюсь, Тбилиси: Стихи, переводы из грузинской поэзии. — Тбилиси: Мерани (груз.), 1987.
- Избранное. — М.: Советский писатель, 1989. — 588 с., 20 000 экз. ISBN 5-265-00075-5
- Посещение. — М.: Советский писатель, 1992. — 112 с., 2 000 экз. ISBN 5-265-01923-5
- Стихи Марианне. — М.: ПРОК, 1996. — ISBN 5-89283-001-2
- Неповторимый венец: стихи и поэмы. — М.: Новый ключ, 1999. — ISBN 5-7082-0052-9
- Белые ветки России. — М.: Русская книга, 2000. — (Поэтическая Россия) — 414 с., 5 000 экз. ISBN 5-268-00476-X
- Это вечное стихотворенье…Книга лирики. — М.: Издательский дом «Литературная газета», 2007. — ISBN 978-5-9533-2953-8
День рождения Владимира СОКОЛОВА
Я был знаком с Владимиром Николаевичем, и некоторые эпизоды общения, пожалуй, заслуживают пересказывания в воспоминаниях. Это было общение с очень умным, едко остроумным и благородным человеком, чья грусть была затаенной, но слишком очевидной. Грусть и горечь…Я ни на мгновение на забывал, что разговариваю с редкостно замечательным поэтом.Год назад получил предложение написать о Соколове книгу для серии «Жизнь замечательных людей». Понимаю, что огорчил вдову отказом. Но,во-первых, это — не мой жанр. Во-вторых, погруженный в разнообразные работы, связанный по рукам и ногам важными обязательствами,я ощущаю себя неким джинном, «рабом лампы».Сверх того: решусь напомнить, что и сам являюсь действующим поэтом и не в силах отказаться от этого вседневного ремесла(насколько оно мне удается, — другой вопрос, но оно всегда было моей опорой, а, случалось, что и единственной опорой). Кроме всего прочего: жизнь Соколова на некоторых отрезках таинственна и, вероятно, кое что тягостное еще долго не будет подлежать огласке(а без этих подробностей жизнеописание бессмысленно и только триумфально).Я убежден, что всех обстоятельствах, навязанных жесткими временами,Владимир Николаевич сохранил честь и достоинство.Теперь выскажу свое искреннее мнение о Владимире Соколове, поэте. В русской лирике второй половины миновавшего века он был продолжателем классики в целом. Особенно явной является преемственность от Фета и Пастернака…Старшими современниками Соколова были выдающиеся поэты. Значительными авторами являлись и некоторые из близких по возрасту и даже ровесники.Талант нескольких был, очевидно, крупнее.Но… ни о ком другом нельзя было сказать столь определенно и безусловно, что он родился поэтом. Ничего более истинного и благородного не было в звуке той лирики, которая рождалась на глазах людей моего поколения.Поэзия в разной степени констистенции содержится во всех стихах Соколова. В некоторых его стихотворениях есть особенная густота пронзающего лиризма.И как некогда сказано о другом авторе: «Без его стихов нельзя жить».
Владимир СОКОЛОВ
* * *
Снега белый карандаш обрисовывает зданья…Я бы в старый домик ваш прибежал без опозданья,Я б пришел тебе помочь по путям трамвайных линий,Но опять рисует ночь черным углем белый иней…У тебя же всё они, полудетские печали.Погоди, повремени, наша жизнь еще в начале.Пусть уходит мой трамвай! Обращая к ночи зренье,Я шепчу беззвучно: «Дай позаимствовать уменье.Глазом, сердцем весь приник…Помоги мне в миг бесплодный.Я последний ученик в мастерской твоей холодной».
1960
Венок
Вот мы с тобой и развенчаны.Время писать о любви…Русая девочка, женщина,Плакали те соловьи.
Па́хнет водою на островеВозле одной из церквей.Там не признал этой ро́сстаниЮный один соловей.
Слушаю в зарослях, зарослях,Не позабыв ничего,Как удивительно в паузахВоздух поёт за него.
Как он ликует божественноТам, где у розовых вербТень твоя, милая женщина,Нежно идёт на ущерб.
Истина не наказуема.Ты указала межу,Я ни о чём не скажу ему,Я ни о чём не скажу.
Видишь, за облак барашковый,Тая, заплыл наконецТвой васильковый, ромашковыйНеповторимый венец.
<1966>
Я устал от двадцатого века
Валентину Никулину
Я устал от двадцатого века,От его окровавленных рек.И не надо мне прав человека,Я давно уже не человек.
Я давно уже ангел, наверно.Потому что, печалью томим,Не прошу, чтоб меня легковерноОт земли, что так выглядит скверно,Шестикрылый унёс серафим.<1988>
Новости МСП
Пример творчества[править | править код]
* *
Ученический зимний рассвет.
На окне ледяные подтеки.
Я не знал до шестнадцати лет,
Как бывают пленительны строки.
Из постели на прорубь окна
Я гляжу, не спеша из постели.
У меня есть тетрадка одна,
Для которой нет места в портфеле.
Я портфельчик под мышку возьму.
От зимы воротник побелеет.
Я о том не скажу никому,
Что в тетрадке моей лиловеет.
Вот растет из сугроба метла,
Вот оплывшая наша колонка,
Как задутая свечка, бела
Ото льда, затвердевшего ломко.
Мне отныне спасения нет.
Все, что пройдено, вижу в обломках.
Ученический зимний рассвет.
Тонет улица в ранних потемках.
Я пропал! Но кому объяснишь,
Что она меня вновь отстояла
Этим снегом, свисающим с крыш,
Словно съехавшее одеяло.
Спите, улицы! Спи, календарь!
Через день, виновато сутулясь,
Я скажу, что замазал январь
Белым снегом названия улиц.
И не смог я дорогу найти.
Но в училище был небывалом…
Я ворочаюсь под одеялом,
Я встаю. Надо в школу идти.
У меня есть тетрадка одна.
Там грядущие зреют напасти.
Там каракули, там письмена.
Но хоть лаврами путь разукрасьте,
Хоть наметьте любой юбилей,
Я туда убегу без оглядки,
В тот рассвет, что синей и белей
Ученической чистой тетрадки.
1965
«За Владимиром Соколовым закрепилось имя классика русской поэзии, критики связывают его творчество с русской традицией в стихах Пушкина, Боратынского, Лермонтова, Тютчева, Блока, Афанасия Фета и Иннокентия Анненского,» — пишет современный исследователь Борис Лукьянчук в работе ««Тихая лирика» поэта Владимира Соколова» (http://www.marie-olshansky.ru/ct/vsokolov1.shtml)
Признание и память[править | править код]
Соколов кавалер ордена Кирилла и Мефодия (Болгария, 1977), лауреат Государственной премии СССР (1983), Международной премии имени Н. Вапцарова (1989), первый лауреат Государственной премии России им. А. С. Пушкина (1995), Международной Лермонтовской премии (1996), награждён многими государственными наградами СССР и Российской Федерации.
В сентябре 2001 года Лихославльской центральной библиотеке было присвоено имя Владимира Соколова (http://www.liveinternet.ru/users/sekretar/post215469630).
Творчеству Соколова посвящена отдельная глава в книге В.Г.Бондаренко «Последние поэты империи».
